Глобальный рынок искусственного интеллекта и машинного обучения пока только формируется. Для России это вообще новая область, но попутно и шанс рвануть в лидеры этой сферы. Разработки ведут многие страны и компании, до идеала еще далеко. Одна из самых активных областей, куда проникает ИИ – транспорт. При всех сложностях, даже в нашей стране есть несколько прототипов беспилотных автомобилей. Один из ведущих проектов — у Cognitive Technologies.
Основатель компании – Ольга Ускова, одна из самых известных женщин, которые работают с технологиями в России. В IT-бизнесе она уже больше 25 лет.
За эти годы вы наверняка сталкивались с сексизмом. Что вы подразумеваете? Когда во мне видят бабу?
В каком-то смысле да. Тогда все время. Я в общем-то еще ничего, и как-то на это претендую. Забавный момент: в тридцать лет девочки обижаются, что в них видят только женщину и не видят личность. А в пятьдесят — очень обижаются, когда в них видят личность, но не женщину.
Как-то у нас были международные переговоры. Расходимся, один из наших директоров подал пальто женщине, топ-менеджеру европейского гиганта. Для русского мужчины это естественно, а девочка шарахнулась, чуть ли не отпрыгнула. Мы в шоке, она начала извиняться: «Простите, мы настолько отвыкли от такого, что я решила, вы хотите меня обнять». Глядя в ее собачьи одинокие глаза, я подумала: «Не дай Бог нам дожить до такой реакции».
Сейчас гремит харрасмент, борьба с сексизмом вообще в тренде. То, что в международном ханжеско-бытовом смысле называют сексизмом — попытка игнорирования пола. Как специалист по строению мозга, говорю: это бесконечно глупо.
Мозг у женщины и мужчины устроен физиологически по-разному. Все равно что уравнять собаку и кошку.
Забавное сравнение. Просто разные существа. Природа так устроила: разные гормональные, химические процессы, разное целевое предназначение. Женщина выстроена, чтобы рожать. Мужчина не может родить. При всех потугах не может.
Игнорирование строения приводит к глубоким комплексам, гормональным нарушениям, которые потом выливаются в извращения или стрессы. Зачем нам еще больше стрессов?
Человечество все время во что-то играет, и сейчас поиграется немножко. Были же исторические колебания: матриархат потом патриархат. Если выживем, то опять будет патриархат.
Вы начали строить бизнес в начале девяностых. В России лишь с недавнего времени женщина в бизнесе стала нормой. Да ну вы ошибаетесь. Советский Союз был самой феминистской страной в мире. «Бабы и мужики — равны!», тетки в парткомах сидели. Россия — вообще страна победившего феминизма. То, что вы видите в международном пространстве на тему свободы женщин, — гипертрофированная модель СССР.
В бизнесе у русских женщин никогда не было ограничений. Все зависело только от желания. Просто бизнес в 90-е имел определенную физическую нагрузку, что тяжеловато для женской нервной системы.
В чем тяжеловато? Он был криминальным. От тюрьмы и от сумы — миллиметр. Ты постоянно находился в диалоге с криминальными и силовыми структурами для нормального функционирования. А это не женский формат.
У вас есть история о сходке с чеченцами. Ну какая сходка. Они пришли «крышевать», обычный районный обход. Находили бизнес-точку и предлагали свой «сервис». Это сейчас вам кажется «Вау!», а тогда было рядовое мероприятие. Никого даже не возбудило. Ну, пришли-ушли. Никто же не стрелял в приемной.
Вам бывало стремно на переговорах? Мне не бывает, эм, стрёмно, на переговорах. Какое у вас старорежимное словечко. Это где вы взяли? 80-е какие-то.
То есть бандиты вас не пугали? Это неприятно, но в момент встречи ты не пугаешься, не видишь объем последствий. Потом анализируешь и думаешь: «Ой, а он мог бы и не разговаривать, а сразу пальнуть. Или могли посадить в машину и изнасиловать». Дальше, чем богаче фантазия, тем и интереснее триллер, который вы себе сочиняете.
В институте вас выгнали из комсомола, вы тусовались с рокерами. Каким образом вы вообще попали в технологии и науку? Так я из академической семьи. Мама и папа — математики, но при этом такие «хипари». Они не считали, что мне надо специально заниматься в гимназиях. Генетика есть, дома все нормально, а дальше ребенок разберется.
И я собиралась поступать в МГУ, папа специально готовил меня. Перед поступлением мы поехали с друзьями на Селигер и застряли с байдарками. Когда я вернулась, документы подавать уже было поздно.
Вариантов оставалось немного. Мы с папой пошли гулять в Парк Горького — он должен был отчитать меня за Селигер. Там был пивбар, папа взял себе пиво, а мне нарезал шпикачек. В итоге, отчитать не отчитал, но через дорогу был МИСиС. Туда мы и подали документы.
В какой момент ваше отношение к жизни поменялось? Взросление было бурным. Довольно рано, в 20 лет, я стала молодой мамой. Когда у ребёнка появляется ребёнок, старший ребёнок перестаёт быть ребёнком. Человек начинает думать, как он хочет жить.
И я видела, если я не попаду в аспирантуру, мое будущее — печально.
Уехала бы я в какой-нибудь Усть-Каменогорск по распределению. А я там уже была на практике, спасибо, мне хватило. Последние два курса я серьезно занималась и готовилась к аспирантуре. В итоге я была единственной девочкой в аспирантуре металлургического ВУЗа. Единственная за десятилетие, я очень этим гордилась. Там уже я со спокойной совестью забила на диссертацию и начала писать стихи.
Так зачем вам технологии понадобились? Технологии в 80-е были самым аполитичным местом. Здесь собиралась вся фронда, а любой другой ракурс — это марксистско-ленинская философия. Второе: это была единственная точка для нормального международного общения. Можно было встречаться с коллегами, летать за рубеж.
Сколько раз у вас была возможность остаться за границей? Постоянно. Начиная с 89-го года, у меня был поклонник, англичанин. Он был в моей диссертационной группе и сделал мне предложение, хотел увезти в Лондон.
А тогда в Союзе сгорела библиотека Академии Наук с международными манускриптами. Чтобы не потерять данные, международное сообщество скинулось с Союзом на оцифровку всех архивов. Моя диссертация участвовала в этой работе по оцифровке. И тот мой жених, хотя я уже была замужем и с ребенком, был одним из участников со стороны международного фонда по сохранению культурных ценностей. Он был юристом, приезжал в Москву и решил, что должен спасти хотя бы одного человека из этого ада и сделал мне предложение. А я отказалась.
Потом уже, с 90-х годов, это постоянно открытая тема. Мой брат уехал в США в 1991, с концами. У нас там был большой контракт с Corel, и у меня был вариант развиваться в американском офисе. Причем на большие, даже для Америки, деньги. Но у меня не было иллюзий по поводу того, что происходит в других странах. И главное, не было материальных заморочек.
Родители хорошо получали в свое время, потом первый муж зарабатывал. Я не голодала, мне не хотелось джинсы, жвачку, йогурт. Материальная часть меня не сильно «парила», а все остальное там мне было неинтересно. Когда брат уехал, на семейном совете меня спросили: «Чего ты хочешь?». Я сказала, что буду строить бизнес здесь.
Ваша компания работает с искусственным интеллектом. У вас даже есть беспилотный автомобиль. Допустим, в идеальном будущем беспилотники заполонили-таки дороги. Как справиться с теми, кто купил права и в принципе не умеет ездить? Естественный отбор — must have.
Жестоко. У меня погиб мой друг и первый научный наставник, один из самых известных советских ученых в области ИИ Александр Блешун. Ему было 40 лет, и погиб он, потому что фря, купившая права, въехала ему в лоб. Так что жестоко — это когда идиоты покупают права.
А что делать, если беспилотник наехал на человека? Это один из ключевых юридических моментов. Некоторое время назад Volvo заявила, что принимает ответственность на себя. Аналогичным образом поступили японцы. И теперь все обязаны сделать так же, ведь это вопрос конкуренции. Поэтому так и будет: виноват производитель, а потом уже разработчик. Мы встаем в цепочку уголовной ответственности.
Из-за того что беспилотные технологии в России пока малоинтересны, вы продвигаете свои технологии на другие рынки? Любая компания ищет новые рынки сбыта. Только идиот может сидеть на одном рынке и думать, что все хорошо. Международный выход — показатель зрелости компании. Хотя то, что у нас процент продаж в России ниже, чем в мире, да, это смешно.
И грустно. В автомобильной отрасли вряд ли мы что-то решим, но в сельском хозяйстве, железных дорогах могут быть подвижки.
Назовите наиболее перспективные направления беспилотных технологий в России, не связанные с автомобилями? Сельское хозяйство. Фермерство хорошо пошло из-за санкций, там высокий уровень прибыльности. Тема роботизации сельского хозяйства станет признаком конкурентоспособности.
Тема с «умными» городами для богатых городов тоже пойдет. Москва, Казань, Тюмень — прямо красавцы. Создание новых технологий для городской инфраструктуры — вопрос конкуренции с миром. Москва уже соревнуется с другими столицами. Иностранцы приезжают к нам и восхищаются. Тюмень — прекрасный конкурент для северных городов, она стала ухоженной. Казань — интересный среднеазиатский формат.
Конечно, это зависит от губернатора. Это всегда горящий молодой сильный мужик. Причем молодой — это я о духовном. У него жесткий характер и много критиков. Многие будут говорить: «Кошмар!» А выходишь на улицу и чувствуешь нахождение в премиальной городской среде.
Понимаю, что 98% населения, которое не живет в этих городах, мои слова раздражают. Но то что там плохо, не значит, что здесь должно быть так же.
Почему в России до сих пор нет закона о беспилотниках? У нас ведь многие занимаются этой технологией, уже и прототипы есть. Тупо никому не надо. У нас тома переписки с Думой, Минпромторгом. Это конкретная деятельность, которая требует человеческих ресурсов и нервов. При этом по головке за это не погладят. Аппарат выстроен так, что никто не ругает за отсутствие чего-то.
Так у населения просто не укладывается в голове, как это: бац, и машина едет сама, а я в ней книжку читаю. У большого процента людей уже все укладывается. Народ у нас любопытный и бесстрашный. Мы думаем над пробегом через страну, хотим все форматы дорог оценить, собрать данные для беспилотников. И очередь стоит из добровольцев. Люди готовы чуть ли не самостоятельно перекроить свои автомобили и ехать.
Вы сами сказали, что население не волнуется. Население почему-то внутренне готово, что мы все проиграли и должны прийти иностранцы, чтобы сделать как надо. Потом все сядут на кухне и скажут: «Просрали страну».
Молодежь сейчас проще относится к деньгам и вообще к созданию бизнеса? Свободы больше, опасностей меньше, чем в 90-е. В 90-е это был вопрос выживания. Средняя зарплата по стране в 1993 году — 100 долларов. У родителей не было запасов, активов, пассивов. Выживай. При этом мы к деньгам относились крайне свободно, это пришло из Советского Союза. Мы не до конца понимали, что это такое. Вот вы во дворе играли?
Да, конечно. А сейчас уже не играют. Мы же по всей Москве болтались. Могли завалиться в метро и уехать куда-нибудь. Разбитые коленки лечили лопухами. Самостоятельная жизнь на выживание. Не думаю, что маньяков было сильно меньше. Просто о них не знали, и у родителей не было возможности нас спасти. Это давало определенные навыки.
Когда мы нарожали своих, старались, чтобы у них все было. Поэтому поколение миллениалов — более изнеженное. Нет вопроса жизни или смерти. А такой вопрос, к сожалению, возникнет, причем на другом уровне. Ситуация [в мире] крайне напряженная, благостный профицитный период заканчивается. Но навыков у людей меньше. Вспомните Брейвика.
Который расстрелял детей в Норвегии? Да, и ведь многих людей из этого лагеря спасли два чеченских мальчика. Все остальные просто как бараны стояли и ждали, когда их расстреляют. А мальчишки знали, что делать. Собрали людей по острову и отвели в пещеру, отвлекли маньяка.
Вопрос в том, как мы растим детей. От чего хотим оградить и к чему мы их готовим. Мы наделали кучу ошибок в 90-е при воспитании. Чем богаче семья, тем больше ошибки. Детей засыпали деньгами и подарками, отправляли в дорогие школы, а жить не научили.
Новые технологии разве не призваны сделать жизнь человека максимально комфортной? Как в мультике «Валли»: путешествуешь по галактике, ничего не делаешь, только ешь и кайфуешь, а вокруг шустрят роботы. Там не получилось же в итоге.
Компьютер психанул. Нет, просто любой путь к уменьшению нагрузки и тренировки для биологического существа приводит к деградации и смерти. Так устроено и заложено.
Если робот берёт на себя грязную и неудобную работу, это не значит, что человек должен меньше тренироваться. Наоборот, он должен больше тренироваться, больше знать и уметь. Другой уровень конкуренции. Мы должны показать, что биологический вид имеет право жить вместе с «силиконом».
Какие шансы, что «силикон» задумается: «Нафига вообще этот человек?» Зависит от того, как мы сейчас себя поведем. Мы производим искусственные мозги и закладываем новую генетику. Если наделаем ошибок, не будем следить за важными для человечества качествами, будет гнилая генетика. Тогда ИИ действительно решит, что эти обезьяны нафиг не нужны и почистит планету от вируса.
Есть мнение, что на детей негативно влияют компьютерные игры и нельзя показывать им негативный контент. Вся эта мимишная тема создает ложные нейронные сети. Большой процент родителей готовит ребенка к жизни в несуществующем мире, все равно что в мультик его высадить.
У нас был длинный период растерянности, мы не знали, что делать со своими детьми.
Наше поколение виновато, что поколение 30-летних выросло такое никчемушное. Вот дети, которые растут, как у меня 19-20-летние, они другие: жёстче, интереснее и уже прошедшие кризисы и более натренированные.
Проблема российская? С нашими как раз интереснее работать. Европа ни к чему не годится, американцы в основном изнеженные. Американские и европейские дети куда более изнежены, чем российские. Потому что они находятся в гораздо более рафинированной и богатой среде. У азиатов все нормально. Особенный мандраж вызывают китайцы: ко всему готовы, абсолютно стрессоустойчивы. Скорость, с которой они развиваются и захватывают командные позиции, поражает.
В чем принципиальное отличие Америки от России, учитывая глобально разные уровни технологий? Принципиальное отличие — высокий предпринимательский статус. Наличие реальной конкуренции держит этот статус на высоком уровне напряжения. Люди во всем мире одинаковы: ленятся, не любят работать.
Для примера — история с Детройтом. Великий автомобильный город в какой-то момент оказался в руинах. Это было следствие набора неправильных политических и экономических решений. Людям поставили задачу возродить промышленность. Начали серию мероприятий. Брошенные дома раздаются молодым семьям бесплатно. Открытие новых офисов для любых компаний. Открытие новых выставок, на фоне разоренных цехов. Приехало четыре тысячи компаний, съехались топы. Мега-активная работа в сжатое время. Год назад — полный развал. Через год — треть города восстановлена.
Они увидели потенциал у автомотив-стартапов. Взяли совсем зачахнувший район и сделали мировой полигон по тренировке беспилотников в городских условиях. 150 тысяч долларов стоит подписка на тренировку. Вот вам бизнес, развитие промышленности.
Вернемся к нам. Пять лет назад мы сформировали проект о необходимости полигона для беспилотников в России. Думаем, ну чего у нас места или брошенных городов мало?
Места точно хватает. Вопрос до сих пор висит. Никому это нафиг не надо. Тренироваться негде. Мы свои машины в России тренируем в Сколково, и то с ворчанием, — всё-таки нет условий. Там чистенькие улочки. Есть еще военные полигоны под подписку. Специализированных полигонов для беспилотников нет. Бизнеса вокруг этого — нет. Объяснить это можно только структурой общества, конкуренцией внутри как политической, так и экономической систем.
Вы верите в наши наукограды — Сколково, Иннополис? Нет. Достаточно времени прошло. Проекты по ряду организационных причин не дали результата. Но никто не анализирует этого и не делает выводы.
Нахождение в Иннополисе по налогам и выплатам для резидента наукограда стоит дороже, чем просто снять офис в Казани. Это идет вразрез с тем, что обещал [президент Татарстана Рустам] Минниханов. В Татарстане альтернативы нет. Чтобы все шевелилось, нужно чтобы в этом кто-то увидел бизнес, были KPI.
Институциональное движение без понятных целей — всегда просто потеря денег и развращение. Вот какие KPI у Сколково? Сказали бы им, что к такому-то году нужно выпустить в промышленную зону такое-то количество стартапов. Но у нас только огороженное пространство с офисными помещениями не самого лучшего дизайна. Есть налоговое послабление, но для этого точно нужно Сколково? Просто так нельзя ввести? Сколково должно создавать инструменты, способствовать продажам технологий за рубеж.
Чем в первую очередь занялся Детройт: сделал площадки для привлечения международных бизнесменов и демонстраций. Да, в Сколково проходят симпозиумы, конференции. Это приятно, но там нельзя ничего купить или продать. На эти меропрития не ездят Ford, Mercedes, BMW, чтобы найти российские стартапы. Сами стартапы не вывозят на тот же CES. Всего на CES 2018 было 4 тысячи компаний, из них русских — 18 штук.
В чем корень проблемы? Один из ключевых вопросов к бюджетным организациям: на какие инструменты тратятся наши налоги?
В 90-е эти вопросы не задавали, потому что никто налогов не платил. Была такая игра: «Вы к нам не лезете, мы — к вам». Когда государство начало существовать, налоги начали собираться. [Руководитель ФНС Михаил] Мишустин — очень сильный мужик, и наша налоговая одна из лучших в мире по организации. Но в основе нашей системы большая ошибка: все происходит через юридическое лицо. Человек физически не чувствует, что дает государственному аппарату свои деньги. Как устроено в Америке: раз в год начинается жуткая бухгалтерия. Человек сдает налоговую декларацию, и точно понимает, что за год он заработал условно 100 тысяч, а 40 тысяч — отдал государству налогами. В итоге он очень следит и возмущается, если, по его мнению, бюджетные деньги потратили на какую-то херню.
Все слои населения в Америке чувствуют себя участниками управления государством.
У нас спросите человека: «Сколько ты получаешь?». Любой вам скажет сумму «чистыми», на руки. Остальные деньги условный Вася не считает своими. Компания за него оплатила налоги. Поэтому, когда в условном Питере решат зафигачить новое Сколково за столько-то миллиардов, Вася не отреагирует. Он считает, что в этих миллиардах нет его денег.
И это насквозь. Даже самые махровые либеральные крикуны — никто из них не выставляет реальных претензий. Все это эмоциональный бред, который не касается экономических вопросов. Я тоже не экономист, но я понимаю, как выстроена мотивационная зона для новых отраслей. Если мы не займемся этим плотно, то надолго уйдем в периферийно-ресурсный придаток. Богатая сырьевая колония, которая может поставлять только сырье.
В чем шанс для России? У нас крайне высокий уровень интеллекта. Мы бренд для международного сообщества, причем новый бренд. Во всех развитых странах уважают наше качество математики, уровень подготовки студентов, генетическую способность к аналитическому мышлению, нестандартным решениям. Наши дети — лидеры олимпиад. Среднее качество русских математиков и инженеров выше, чем у Индии, Китая. Но сможем ли мы сами воспользоваться залежами?
Люди более конечны, чем нефть и газ. Если количество уехавших перевалит через разумную границу, популяция станет невосстановимой. С точки зрения глобальных вещей, это на том же уровне серьезности, как «оборонка». Если этим не заниматься, защищать от внешнего вторжения будет некого.