«Лента.ру»: Как у вас возникла идея таких ходячих городов?
Трошин: Работая в Арктике — а в общей сложности я там провел 35 лет, — я стал анализировать, почему здания разрушаются.
В условиях вечной мерзлоты есть несколько факторов разрушения зданий в арктических поселениях. Чаще всего говорят о двух — техногенном и природном. Техногенный — это аварии, природный — это вялая почва. Но, на мой взгляд, главная причина разрушения домов в этом регионе — бесхозяйственность. Это третий фактор.
Примерно до 2005 года в арктических населенных пунктах, в частности в Воркуте, где я много лет проработал архитектором, были геологические службы, которые следили за состоянием построенных на вечной мерзлоте зданий. При необходимости усиливали их и вели постоянную работу. Около 300 рабочих занимались непосредственно эксплуатацией, плюс были еще проектировщики и ученые. Потом эту службу аннулировали, и здания стали бесхозными.
Если раньше случались деформации зданий, то разрушений как таковых не было. С 2010 года они начались. Людей нужно было куда-то переселять, и у администраций появилась новая головная боль. Но администрации были не виноваты, потому что эта служба, которую аннулировали, была федеральной структурой, а не муниципальной. У городов не было денег, чтобы содержать такую службу. Северные города и поселения в большинстве своем дотационные.
И я стал анализировать причину разрушения фундаментов. Правильно ли мы вообще делали, что строили фундамент по классическому принципу?
Как раз в то время я начал работать по отводу земельного участка под оленеводческие пастбища. Это территории от Нарьян-Мара — порядка 800 километров. Кочуя с оленеводами, я заметил, что после того как несколько десятков оленей пробегали по земле, она становилась не такой темной, как после вездехода. Когда мы возвращались той же дорогой через месяц-два, почва возвращалась к своему обычному состоянию. А после вездехода или другой тяжелой техники на земле появлялись раны. В тундре верхний гумус — ягель, травка — это всего 5−10 сантиметров. И когда техника проезжает, она срывает этот покров. Так что после нее зелень не восстанавливается. Более того — появляется обнаженная вечная мерзлота.
Вся тундра сейчас изрезана этими ранами, и чем мощнее вездеход, тем глубже раны
Долгое время меня мучила задача, как перевозить тяжелые объекты по тундре, чтобы не портить ее полозьями. Кочуя с оленеводами, я понял, что у оленей вертикальная нагрузка, поэтому он просто продавливает почву, и она восстанавливается. У них нет сопротивления качения, как у вездеходов, — это такое движение, которое делает колесо или гусеница, когда соприкасается с почвой. Я думал о том, как приблизиться к природному шагу, который сберегает тундру. Вместе с конструктором мы проработали такую технологию, которая при весе 120 тонн делает нагрузку на ягель всего 120 граммов на квадратный сантиметр. Это вес оленя.
И как она будет шагать?
Движение этих платформ полностью экологичное и энергоэффективное, а перемещаются они за счет перемещения опор по специальным рельсам. Представьте себе две балки, на каждой — еще по две балки. С одной и с другой стороны от большой балки на расстоянии в зависимости от ширины платформы. На концах балок находятся домкраты с опорными подушками. И присутствуют здесь всего два движения. Сам домик передвигается по рельсам этой конструкции, а ножки поднимаются и опускаются вертикально, как домкраты. На сегодняшний момент эта система где-то на 60 процентов эффективнее любой двигательной технологии. А это значит, что мы будем использовать меньше топлива.
Аналогичных по грузоподъемности конструкций в мире нет. Те аналоги, которые есть в других странах, могут преодолевать препятствия не больше 40−60 сантиметров. Шагающие платформы могут преодолевать препятствия 2,5 метра, даже больше. Иными словами, мы можем без труда с весом 120 тонн проходить реку вброд.
Скорость передвижения небольшая, потому что смысла в ней нет. Платформы будут «ходить» со скоростью 4 километра в час — так идет и человек. И в процессе движения функция зданий меняться не будет. Так что динамика движения никак не будет влиять на динамику человеческой жизнедеятельности. До 1,5 метра платформа будет опускаться на землю, до 6 метров — подниматься. Без дозаправки такая платформа может пройти до 1,5 тысячи километров. Все будет зависеть от того, куда и зачем мы едем. Платформа может и стоять годами. По сути это транспортное средство, которое передвигает здания.
Но его же можно использовать не только в Арктике?
Сейчас этой технологией заинтересовались в Африке, потому что система может ходить по высоким барханам, по которым не пройдет ни один вездеход. Она также и на рыхлый снег может забраться, потому что у нее движение сверху вниз. Мы делаем проект «От Арктики к Африке».
А старые города в Арктике вы предлагаете снести?
Ну не такие крупные поселения для Арктики, как Салехард, например. Они будут жить до тех пор, пока в них будет необходимость. Люди же должны работать и получать деньги.
Но новые города должны быть принципиально другими, с принципиально другой архитектурой.
В голову приходят кадры из фантастических фильмов...
Над дизайном мы сейчас работаем. Но они будут максимально разнообразны. В какой-то мере можно взять элементы чума (традиционное жилище конической формы — прим. «Ленты.ру»), потому что это самая теплоэффективная форма постройки. Кроме того, круг занимает самый маленький периметр при той же площади, что у других фигур.
Дома будут строиться из современных материалов, которые должны прежде всего нести функции защиты человека от отрицательных факторов окружающей среды. Какие это материалы — сегодня их достаточно много. И причем они как раз формируют у нас саму философию архитектуры. Эти материалы дороже обычных, но они более долговечны.
А по дизайну домов — на Севере другие каноны. Так как туда приезжают люди из разных регионов, северная эстетика должна в первую очередь нести функцию арт-терапии. То есть цветовые дизайнерские решения должны работать на сохранение здоровья.
Кроме того, каждая самоходка будет иметь автономную систему жизнеобеспечения. Там будет налажена добыча и очистка воды — а это одна из основных проблем Арктики на сегодняшний день. Вопрос с электроэнергией также решен.
Сейчас мы при Московском архитектурном институте разрабатываем концепцию двух типов поселений: стационарных и кочующих. Стационарные — это крупные поселения, вроде Воркуты. Но вокруг Воркуты есть и другие поселения, куда туристы любят ездить, чтобы пофотографировать эти полуразрушенные дома. Они там уже не нужны. Вахтовики оттуда уехали, а дома остались, и у муниципальных властей просто нет денег их разрушить.
Шагающие платформы эту проблему тоже смогут решить. В таких городах люди сделают свое дело и пойдут в другое место, оставив после себя абсолютно чистую тундру. Вначале это казалось какой-то сказкой, но сегодня специалисты уже воспринимают это совсем по-другому.
А помимо передвижения, строительства и непосредственно жизни, какие еще функции будут выполнять эти шагающие платформы? Какая-то будет в этих поселениях инфраструктура?
Сейчас я сконцентрировался на мобильных школах. То, что сегодня называется кочующей школой, — это какие-то неандертальские приемы. Мы почему-то считаем, что северные народы как будто недоразвитые, но это совсем не так! Кочующая школа в Арктике должна отвечать самым современным образовательным стандартам. Ведь туда не едут учителя, потому что там нет удобств для жизни. А моя школа будем комфортабельной и для учителей, и для учеников. На плоской крыше этого здания можно разместить площадку. То есть надо создавать принципиально новую школу, а не повторять те школы-интернаты, которые сегодня существуют. Там детишек с другим менталитетом отрывают от родной земли, везут в какие-то поселки или города, сажают за парты, одевают их в белые рубашки и пиджаки и считают, что это здорово. А как они могут там учиться? Они попали в другой мир. Им даже питание не подходит, которое им в этих школах предлагают.
Это люди с другим метаболизмом! Мы уничтожаем их вот этим якобы комфортом
Моя школа будет кочевать, как и эти народы, скажем, от Нарьян-Мара до Воркуты. И дети местных кочевых племен в ней будут учиться с первого класса, кочуя вместе с оленями. А сейчас образование на Севере втягивают в структуру, которую придумали дяденьки и тетеньки из Москвы и Питера. Система должна быть адаптирована, чтобы среди мальчиков и девочек оттуда появились свои Ломоносовы и Жуковские. Я с ними жил — это такие разумные люди! Такие талантливые! Наши городские избалованные детишки — вообще ничто по сравнению с ними. Им не нужно классическое образование. Их нужно переводить сразу на современные технологии. Вот идешь ночью с ними по тундре, рядом ребенок, и так уверенно идет. Говорит, по звездам. Мне их не видно, а ему видно! И вот вместо того чтобы чему-то учиться у этих людей, мы их считаем недоразвитыми.
И эти школы будут частью кочующих поселений?
Да-да. Больше скажу. Для меня это поселение — это прежде всего школа, которая изменит менталитет и этих детишек. И туда захотят приезжать хорошие педагоги, потому что у них на шагающей платформе будут все удобства.
Одна из задач — создать новую систему, которая позволяла бы кочевым племенам оставаться на родной земле при этом тяжелом для человека климате. Сейчас все говорят о мерзлоте и борьбе с холодом, но никто не говорит о том, что там повышена радиация, электромагнитное излучение, всевозможные солнечно-вихревые энергетические поля. Именно они влияют на эндокринную систему. А новые конструкции зданий и сооружений — это экотектура. Не архитектура, а экотектура — в ней доминирует не человек, а природа. И надо сделать так, чтобы эти строения защищали людей от отрицательных влияний. И такая конструкция как раз может это сделать.
Так эти шагающие города делаются для кочевых племен или для вахтовиков, которые населяют полуразрушенные маленькие города вокруг крупных экономических центров?
Шагающие платформы придуманы как раз для того, чтобы не было заброшенных городов. Вот нашли большое месторождение, и оно эффективно будет эксплуатироваться 50−70 лет. А потом оно закроется. И поселок не надо будет разрушать или оставлять какие-то руины. Он просто пойдет дальше, оставив тундру совершенно чистой. Мне жалко людей, которые сейчас в этих развалинах живут. А так у них будет комфорт.
Если вы по карте посмотрите нашу арктическую зону, то у нас сейчас ведется добыча вокруг каких-нибудь уже существующих городов — Салехард, Норильск, например, — и в радиусе 400 километров проводятся изыскания. А тундра от Салехарда до Сургута не освоена, потому что там надо делать дорогу. А там 72 процента ископаемых. Шагающим платформам же дорога не нужна, и благодаря им мы сможем освоить труднодоступные территории не вредя при этом экологии. И не нужна в тундре никакая железная дорога. Зимой ее заносит, и поезда задерживаются на неделю. Деньги тратятся бог знает как!
А ведь самая большая проблема сейчас — экология. Таяние вечной мерзлоты лет через 20−25 может привести к наводнению, и люди должны быть готовыми к миграции. Они должны быть мобильными. Но самое страшное в этом наводнении даже не вода, а тот факт, что из нее поднимутся все вирусы. В том числе тысячелетние вирусы, которые заморожены в этом грунте. И когда он начнет таять, то коронавирус покажется легкой простудой. Поэтому надо максимально беречь эту мерзлоту.
Да, человечество придумало колесо, которое положило начало цивилизации. Но у него есть некий предел применения. И для меня этот предел — полярный круг. Потому что за полярным кругом другая цивилизация. Причем цивилизация там не только человеческая, а цивилизация земли. Почва там создана болотистой именно потому, что вся космическая энергия подпитывает нашу землю именно через полюс. И нельзя нарушать ее рыхлость, ее природную структуру. И то, что мы придумали, — это будет основной транспорт именно для этого региона без вращательного движения. Как вы думаете, почему коренные народы так и не перешли на колесо?
Почему?
Потому что эта цивилизация требует нового подхода — как в передвижении, так и в строительстве.
Это тоже интересно:
